В третью стражу [СИ] - И Намор

    — Это ты мне говоришь? — Картинно ужаснулся Олег.

    — Я, я! — Передразнил его Виктор. — Ну, бывай! Вместе нам светиться ни к чему. Подожди меня здесь, я скоренько!

    — Не торопись! — Крикнул вдогон Олег. — И купи бриош с изюмом, к кофе вместо пирога!

    Но Виктор вернулся с порога и, тщательно посмотревшись в зеркало, висевшее на стене, как-то скучно и трезво спросил: И вот ещё что, Олег. Ты, пока меня не будет, подумай, сколько мы постороннего народу в этот раз в графу "запланированные потери" внесём. Полтонны аммонала... Это знаешь ли не в тапки срать.

    Это произошло с ним в поезде. Сидел, дремал. Потом проснулся, поглядел лениво в окно, но ничего примечательного не увидел: не понять даже, едет ли поезд все еще по Франции, или это уже Бельгия. Но это, разумеется, иносказательно. Де-факто это была Бельгия, и де-юре[129] тоже, поскольку паспорта проверяли как раз перед тем, как Баст заснул. Однако не в этом дело. Неважно, что там делалось за окном вагона, чьи деревни и поля мелькали там за редкими деревьями. Важным было ощущение, что сон кончился, и он, Олег Ицкович, превратившийся волею обстоятельств в Баста фон Шаунбург, вернулся к жизни. К самой обычной жизни, даже если это была фантастическая жизнь в чужом, но ставшем уже своим теле, под чужим именем, не резавшем, впрочем, уже слух, и в чужом времени, каким-то образом превратившемся в его собственное время.

    Это было странное ощущение, необычное, яркое, ни с чем не сравнимое. Как будто само время – непостижимая субстанция, слившаяся в единый поток с историей – проникло в это свое-чужое тело, наполнило его собой, заставив ожить и прочувствовать реальность и материальность окружающего мира каждой своей клеточкой. Время кипело энергией в крови, с бешеной скоростью – так казалось – неслось по узостям кровеносных сосудов. История насыщала вдыхаемый легкими воздух ароматами и смрадом эпохи, отчего прояснялось в мозгах и глазах, и мир приобретал свои настоящие цвета, звуки и смыслы. И дико хотелось быть, жить на этой земле, под этим небом, с этими людьми, но на пороге стояла война. Война, которой суждено было уничтожить эту цивилизацию и породить новую. Послевоенная Европа только напоминает довоенную, но та несколько архаичная Европа умерла вместе с десятками миллионов убитых, еще большим числом искалеченных, с разрушенными городами и исчезнувшими в огне пожарищ картинами, библиотеками, архивами. Возврата к ней нет и не может быть. И ощущение тяжести этого знания, как и ответственности за обладание им, заставило Олега окончательно принять то, что с ним случилось, как факт.

    Он встал с дивана. Попутчики дремали, но он спать уже не хотел. Он проснулся. Во всех смыслах проснулся. И неожиданно выяснилось, что, хотя в главном он оставался Олегом, его тело приняло и непосредственные реакции безраздельно принадлежали теперь человеку, которого звали Себастиан фон Шаунбург, но к прежнему Шаунбургу человек этот никакого отношения, разумеется, не имел. Слияние произошло, адаптация благополучно закончилась, и ему, Олегу-Басту не нужно было теперь опасаться, что он выдаст себя какой-нибудь неправильной реакцией, неподходящим жестом, словом на неизвестном прототипу языке.

    Баст вынул из кармана фляжку, свинтил колпачок и сделал пару сильных глотков, враз ополовинив серебряный сосуд. Коньяк согрел изнутри, чуть-чуть приподняв заодно и настроение.

    "Еще бы!" — Усмехнулся Баст, закуривая. — Чтобы коньяк и не поднял настроения? Так не бывает!"

    — Что-то случилось? — Спросила она, с напряжением всматриваясь в его лицо.

    — Ничего не случилось. Во всяком случае, ничего такого, что могло бы меня изменить. — Разумеется, он лгал, но полагал, что ложь во спасение, да еще и ради дела, не есть грех. В конце концов, Таня уезжала, и что же, он должен был – как честный человек – вывалить ей на дорожку всю правду?

    "В каком-то смысле женщины правы. Все мы кобели! — Мысленно усмехнулся Олег. — Ну, пусть не все, но многие. Это-то уж точно".

    — Ты изменился ...

    — Прошла неделя.

    — Ну разве что. — В ее голосе все еще слышалось недоверие.

    — Когда отходит твой пароход? — Спросил Олег.

    — В 21.00 я должна быть на борту.

    — Не густо. — Вздохнул Олег. — Но делать нечего. Поужинаем?

    — Ты приглашаешь меня в ресторан? — Улыбнулась она.

    — Есть возражения? Пожелания?

    — Да, одно.

    — Слушаю вас, моя госпожа, и заранее повинуюсь.

    — Не в центре города.

    — Разумеется, — кивнул он. — Это все? Тогда пошли!

    Они вышли из здания вокзала, Олег остановил извозчика и приказал ехать в Хобокен. Район так себе, зато и не центр. И кабак, подходящий, Олег сейчас вспомнил памятью Баста, так что самое то.

    В ландо ни о чем таком не говорили. Обменивались милыми репликами по-французски и по-немецки, но не о делах, естественно. Заговорили только в ресторане, когда остались одни в кабинете, который "щедрой рукой" бросил к ногам женщины безукоризненный джентльмен, пекущийся о ее репутации.

    — Ты была у Кривицкого? — Спросил Олег.

    — Ты же знаешь. — Таня удивилась и посмотрела в глаза Олегу. — Что случилось?

    — Пока ничего. — Усмехнулся Олег. — Но обязательно случится ... через несколько минут.

    — Интригуешь? — Прищурилась она.

    — Никак нет, мадемуазель. Скажи, ты никого там не заметила?

    — Где? Когда?

    — Там, где Вальтер живет, ... Когда обратно шла.

    — На улице ... — Таня задумалась. — А знаешь, да! Там, в кафе ... за окном ... Он на меня так посмотрел, я даже испугалась: а вдруг он знает, кто я такая? Но потом ... Все было нормально. Хвоста не было. У меня еще одна встреча была ...

    "Да знаю я!" — Отмахнулся мысленно Олег.

    — Как он выглядел? Я имею в виду мужчину в окне?

    — Молодой, красивый, — Улыбнулась Таня. — С усиками. Знаешь, такие узенькие ... Ну прямо Кларк Гейбл – типичный мафиозо!

    — А теперь слушай и запоминай. — Таня, видимо, оценила твердость его взгляда и вопросов задавать не стала. — Когда ты шла к резиденту, в начале улицы ты обратила внимание на автомобиль. Ничего особенного: потрепанный и заляпанный грязью Audi Front. Как выглядит, знаешь?

    — Знаю, а ...

    — Подожди. — Остановил ее Олег. — Рядом с автомобилем курил невысокий, но широкий в плечах мужчина в черном пальто и черной шляпе с прямыми полями. Волос его ты не видела, значит ...

    — Значит, или лысый или стрижется коротко.

    — Точно. Густые – моржовые – усы. Сивые с обильной сединой. На подбородке шрам. Ты еще обратила внимание, что на холоде шрам побледнел. Неряшливый шрам, уходит вниз, на шею. Запомнила?

    — На себе не показывай! Да.

    — Нос картошкой. Глазки маленькие ...

    Олег рассказывал долго. Минут пять. Он пытался описать словами двух человек – второй должен был заместить собою Виктора в том самом кафе, — которых обязательно узнают, должны узнать по этим словесным портретам. Не Таня, а те, кто ее сюда послал. Однако Олег-то этих двоих и сам никогда не видел, потому и старался самым точным образом – с синонимами и сравнениями – передать Тане слова Федорчука.

    — А для чего это? — Спросила Таня, повторив без запинки все приметы и обстоятельства встречи.

    — Для того чтобы изменить историю. — Усмехнулся Олег.

    — И как же мы ее изменим? — Заинтересовалась Таня.

    — А вот так, — откровенно усмехнулся Олег. — Все запомнила?

    — Да.

    — Тогда переходим ко второй части Марлезонского балета, — Таня непроизвольно прыснула. — Сегодня ты приехала в Антверпен. И вдруг к тебе подошел я. Не удивляйся. Расскажешь им, как выгляжу ...

    — И?...

    — И передашь содержание нашего разговора и свои ощущения. Итак. Ты меня не знаешь. Я подошел на улице, вежливо поздоровался, приподняв шляпу. И спросил, не могли бы мы поговорить.

    - Кто вы? — Спросила Таня. — Что вам надо?

    Она еще не полностью включилась в игру, но все-таки поддержала предложенный Олегом "дурной" диалог.

    — Я немец. А надо мне, чтобы вы передали своим начальникам, что к вам подошел в Антверпене немец, знающий, кто вы такая на самом деле, и попросил кое-что передать на словах.

    — Вы в своем уме, господин немец? Какие, к черту, начальники?

    — Ну не знаю. — Развел руками Олег. — Я не настолько осведомлен в ваших делах. Коминтерн, НКВД, военная разведка ...

    — О чем вы?! Какая разведка? Я француженка ...

    — Я знаю. — Кивнул Олег. — Вы действительно француженка. Вас узнал один ваш старый знакомый. Он сказал, что вас зовут Жаннет Буссе. Вы коммунистка, были связаны с газетой "Юманите", но сейчас у вас в сумочке наверняка лежит паспорт на совершенно другое имя.